КУРТ КОБЕЙН РАЗБИЛ МНЕ СЕРДЦЕ

Скачать PDF

(монолог)
…Мой герой – он рождается из далеких воспоминаний. Он хрупок, почти неосязаем. Он эскиз. Тонкий скелетик. Он не знает, чего я хочу от него. Я смутно представляю, что мне делать с ним. Но он уже здесь. И я понимаю: когда-нибудь он обретёт плоть и кровь, своеволие и эгоизм нового создания. И я стану ему не нужна. И слава богу...

Мы будем долго существовать друг у друга в голове, в дрожащих нервных окончаниях, в пляшущих ниточках крови. И чем больше мы будем проникать друг в друга, сживаться друг с другом, тем сильнее и неизбежнее станет разрыв. Прощай-прощай... Ещё вчера я твердила твои монологи в полусне, ещё вчера твоя тень накладывалась так хитро на мою. А сегодня – сегодня я равнодушно смотрю на твоё отображение.

…Но до этого пока далеко. Сейчас твой тонкий скелетик отлеживается в коробке из-под сигар. Потому что для истории мало тебя одного. Я буду думать, а ты – ты будешь обрастать плотью чужих историй, так похожих на твою. Чужие башмаки появятся под твоей кроватью. В твоём лице отразится на мгновение чужая женская ухмылка. И вообще, никогда не известно, что получится из тебя в итоге.

…Но в этот раз мне захотелось дать тебе голос ещё до того, как ты обретёшь окончательную форму, затвердеешь в своих мыслях и начнёшь отбрасывать едкие шуточки в мою сторону.
Ты просто будешь говорить. Твой голос станет оберегом для меня. И я в очередной раз пойму... А впрочем, сначала ты заговоришь...

Стоп. Это ещё не всё... Вот ведь какой вопрос долго ныл в моей голове. Зачем брошенные когда-то дети, вырастая, ищут своих родителей? Да, они обретают другую семью, потом создают свою, но все равно – ищут. И в большинстве случаев они находят новую драму, а не родственную душу. И ведь многие догадываются, что те, кто когда-то оставил корзинку с ними на чужом пороге, вряд ли предстанут теперь в образе Святого мученика Неофита.

Только недавно я поняла, почему они ищут. Точнее, кого. Они ищут себя.

Если первая часть вашей жизни проходит рядом с родителями, то первое познание себя происходит через них. Это их вы будете младенчески обожать. И это их вы будете потом мучительно стыдиться. «Это твой отец, братан? Ну, теперь понятно, в кого ты такой удод», «Мама, ну зачем ты надела эти нелепые туфли на мой выпускной? – Что ты, сынок, это счастливые туфли. В них я была на первом свидании с твоим отцом». И т.д. А вот когда вы лишены этой возможности – сличения/отторжения со своими предками, вы не можете осознать себя до конца. Вам не с кем себя идентифицировать. Взрослый увалень ищет свою мать не потому, что заскучал по доброму материнскому подзатыльнику, а потому что хочет, наконец, получить ответ на вопрос: кто я? И хочет, чтобы этот ответ был исчерпывающим.

А вот теперь – всё.

Да, и Курт Кобейн здесь совсем ни при чём.

1.
Посреди комнаты на стуле сидит мужчина за 40. Это ГЕРОЙ. У него хиповатый вид, короткая стрижка, черные очки.
ГЕРОЙ. Очки снять?
Снимает очки. Не знает, куда их деть.
Как сесть-то?
Применяет разные позы.
Хоть как? Ладно. Не важно… Действительно, какая разница. Мы ведь так – для себя.
Пытается принять какую-то позу, смотрит впереди себя, словно в камеру.
Я ведь не то, что это – очень хочу на камеру. Просто мне надо быть уверенным, что теперь ты уже ничего не… исказишь… Хорошо – не про «исказишь». Напишешь не то. Не так, как было. Второй раз я прийти не смогу. А так – будет пленка. Ну, в смысле запись. А ты ведь, что пообещала, то делаешь. Значит, все будет тип-топ.
Не пишешь ведь ещё? Знаешь, без развода, что-то я волнуюсь. Хотя... теперь-то чё уже... Я закурю, лады?.. (Пауза.) Ты думала: я теперь не курю?.. да-а-а... Короче, и курят там, и всё на свете... (Пауза.) Чё задумалась? Вспоминаешь, как я тебя называл?.. Я не угадываю – я знаю... Гипноз-то? Да. Вот мудак был. Хотел тебя к гипнотизёру, проверить, все такое... Ревновал. А ты ведь боялась, да? Ну, что я исполняю... Хорошо. Потом. Ну что, поехали.
Пауза.
Вот ведь, когда узнал про эту пьесу, думаю: ну прикол – вроде как про меня… а не про меня. Вот ведь знал тогда, что́ скажу. Прямо мысли неслись-неслись, говорил с тобой в мыслях. Ну, как ты все по-другому то пишешь? Ведь не так все, не так. Тогда знал, что́ скажу… (Пауза.) Засада какая-то…
А ты давно пьесы-то пишешь? А… Нет, так спросил… Думал, ты по стихам больше… Короче. У битлов есть песня про сад осьминога. Не знаешь?.. Там поется, что вот он хотел бы жить на дне океана, в саду осьминога. Собрал бы там своих друзей и гёрлу свою. И они бы там затусили, спрятались от бед, тревог и прочей лабуды. Так вот к чему я. Как эта песня получилась. Ринго пришел в ресторан и хотел картошку с мясом. А ему принесли кальмара. Понимаешь, человек хочет простого – картофана и нормального мяса. А ему приносят головоногого моллюска с десятью ногами. Ринго говорит: что за хрень? И официант несет ему лажу про осьминогов. Типа они тащат в свои маленькие пещерки разную хренотень и устраивает из нее сад. Понятно, зубы заговаривает. А Ринго потом берет и пишет эту песню про счастливых людей в саду осьминога.
То есть человек хотел одного, думал об одном, а на выходе получилось совсем другое, никак с этим не связанное. Так и у тебя. В жизни было мясо. Понимаешь, мясо. Мя-со. А ты выдаешь что? Фантастические сады с идиотами… Только не надо про «автор имеет право», про «я так вижу», субъективизм и прочие загоны. Пьеса про меня? Про меня. После нее я чувствую себя кретином? Чувствую. Я себя гондоном чувствую… Не-е. У тебя-то я не такой. Вот в чем фишка. Я у тебя вроде как мудак, но при этом во фраке. А я не так жил. Я не тот был. Поэтому я здесь. Раз про меня. Это вначале все заботятся о том, как другие посмотрят, что скажут. А потом приходит момент, когда ты хочешь, чтобы про тебя была правда. Ведь единственная возможность быть в памяти других – тех, кто после тебя, – если тебя помнят настоящего. А если ты – миф, то тебя больше нет. Нигде нет – ни здесь, ни там… (Пауза.) Да, хочу, чтобы изменила. (Пауза.) Окей.
Ты вопросы будешь задавать? Или как?.. Вообще все сам? Ну, погнали.
Надевает очки.
Начну с Булгакова. И не смешно. Вот ты пишешь: говорим мы там о литературе, туда-сюда – гении-классики, все крутые гондурасики… Короче, я был и остаюсь во мнении, что «Мастер и Маргарита» – отстой. В том плане, что я не понимаю, что там такого в этом нашли. Развели какой-то кипиш с ним в свое время. Ну, честно... Нет, не потому что все охреневают, а я такой против. Ну, правда. Я ведь ещё в этом читал – в самиздатовском варианте. Если раньше просто было мнение, теперь уже и уверен... Хорошо, сразу и про Высоцкого. Не надо было вообще про него упоминать. Он всю жизнь играл на расстроенной гитаре. Поэтому туда же – к Булгакову.
А помнишь, ты все хотела записать, как я пою. Типа, на память. А меня напрягало. Я вроде как умирать не собираюсь. Да-а-а... Счас бы послушали... Самому интересно... Так вот Булгаков, значит. Это ведь во многом такая романтическая лабуда… Ну, да. Если раздражает, значит задевает. Это ясно… Может, разочарование? От ожидания чего-то сверх… О литературе трещал – вроде как не моё. Просто хотелось какой-то эффект произвести… А помнишь, у Воланда там один глаз черный, а другой – зелёный. У меня ведь тоже разные (снимает очки) – зеленый и карий. Зеленый – мой, родной. А карий – искусственный. Или наоборот? (Смеётся. Надевает очки.) Мало кто знал. Сани Пулемёта брат выбил в детстве. Можно человека ненавидеть за то, что он тебе глаз выбил? Конечно, можно. Наверное. Ты удивляешься, что я к нему ровно?.. Как это меня характеризует? Никак. У человека вроде два глаза, а на самом деле один. И об этом почти никто не догадывается. И так, в принципе, во многом. Мы объективно видим в человеке одно, а на самом деле об-ла-ди, об-ла-да. Вот такой раскуёшь.
Погоняло моё? Да, Мастер. (Пауза.) Да, оставь… Объяснять? Так смешно, ты же знаешь... Для других?.. Хорошо. Короче, Мастер – это не из-за Булгакова. Это из-за того, что я мог играть на всех инструментах. Ну, какие были – пианино, баян, ударники. Балалайка, это само собой… Окей, гитара – для непосвященных. Гитара была всегда. Даже если и не очень. Да, потом хорошую подарили. Но, знаешь, как-то не пошло тогда… Дело не в гитаре?.. Не в гитаре…
Вот, знаешь, есть у человека какая-то привязанность, которая его держит. Вот даже если он уже совсем, мордой в дерьмо, она все равно дает ему право себя ценить… Я когда после запоя отходил, лежал, смотрел в телевизор. А там люди, телеведущие в смысле, такие… ухоженные, уверенные, успешные. Новости рассказывают. Пиджачок, прическа, все дела. И я лежал и завидовал им, вот таким суперлюдям, без головняков, проблем. Похмельный задрот… Так вот, привязанность. Она как тайна, которая дает силу. Все вокруг сваляли тебя в кювет, а она тебя держит. Помнишь, у нас Ленка, соседка-одиночка, как затоскует, так пылесосить начинает. Хоть ночь, хоть когда. Пылесосит – значит, криндец у Ленки. Ты еще тогда сказала: «А если у меня криндец будет, то что, интересно, я буду делать?» А я тебе говорю: стихи читать. Так вот у каждого своя сокровенность – вот здесь, у сердца. У меня?.. Битлы, конечно. Ты знаешь, фанатки на их концертах сикались. Да, в натуре. Прямо в прямом эфире… Я?.. Ну, не о том речь. Это так к слову.
Снимает очки.
Для истории нужна какая-то интрига... Об-ла-ди, об-ла-да… Сначала была музыка. Она всегда была. Да, группу собрал – «Ритм». Нормальное название для тех времён. Вообще, «Битлз» – это для лохов «жуки». Битлз – от «бит», ритм. Лабали. Самый кайф – репетировали. Все дела... Да, учил. Молодняк набирал. Но эти уже так – мухи в кедах... Хор? Точно. Школьники, прослушивание. Такая лажа все это... Тебя взял. В каком ты классе была?.. Без слуха, а взял? Ну, пожалел, видимо. Я не помню уже. А напиши об этом тоже. Ты смешная такая была. С косичками... Как звали? Косичкина? (Усмехается.) Отличница, правильная. Куда нам…
Да, группа. Это был такой кайф. Я в этом ДК жил, когда перед Новым годом или другим чем-нибудь. Ведь кайф не сам Новый год. А месяц перед ним. Достаем все инструменты, настраиваем. И вот когда ты к ним снова прикасаешься, вспоминаешь всё предыдущее – просто подзаряжаешься от этого. Эти ударники, гитара, ионика – как твои кенты по лучшим временам. Эти провода по сцене, колонка визжит, свет пропадает – класс!..
(Напевает.) Новый год – елка и игрушки,
Новый год – мишура и хлопушки,
Новый год радость и печаль с собой несет…
Песни сочиняли. Короче, самое варево было. Пусть громко скажу, но ты был создатель – группы, концерта, праздника, музыки. И в этом и есть весь кайф.
Потом все это закончилось – время музыки. Началось время бандитов. Ну, те и другие - романтики…
Я понял, почему мне не нравился Мастер. Он оказался слабак… Мастер – слабак. Ирония, такое дело…
Что было дальше? (Надевает очки.) Держал киоск, потом спирт бадяжили. Музыка – она объединяли. А это коммерческое, типа, мутиволо наоборот... В итоге. Что в итоге? Был кураж в жизни, нерв какой-то. Вот есть струны – это жизнь. Они натянуты, настроены – всё клёво. Лабаем по полной. А если их ослабить и без настройки – тогда полный криндец. Как у Ленки с пылесосом. Брендёш-куёшь, вот что. Когда не было свободы вокруг, она получалась через то, что лабали. А когда ее дали: нате-берите-жрите. что с ней делать по уму, никто не представлял. Кабаки, деньги из карманов вываливаются… Раньше была утонченная, что ли, романтика, а эта – как прикрытие для отчаяния… Всё в разнос.
Знаешь, что я сейчас понял? Я у тебя там музыкант, Мастер. А на самом деле я – всего лишь лабух… Слушай, я устал. Нет никакой интриги.

2.
Тот же там же.
ГЕРОЙ. Любимый фильм?.. «Тельма и Луиза»... Да, вот такое старое бабьё… Не понимала почему?.. Ну да. Из-за концовки тоже. Сорваться в каньон – это лучше, чем зона... И про нее тоже, кстати, надо. Это не просто хреновый эпизод жизни. При чем он?.. Ты написала – и там твоя правда. А теперь будет моя.
Пауза.
Но сначала про Америку. Уехать в Америку – была неплохая идея. Ведь в итоге я там и оказался. Ведь то, что мы тогда приняли за свободу, никакой свободой и не было. Это так же, как счастье. Оно не приходит к тому, кто ноет и не готов. Так и свобода не приходит к тем, кто не знает, что это. Нам дали спирт «Рояль», сникерс, СПИД-инфо, просто СПИД и право говорить, и мы решили, что это свобода. Грохнутые на голову люди… Вот и поэтому и Америка… Лучше лететь в каньон…
Молчание.
Как я помню тот день? У тебя скоро день рождения. Денег нет. Есть должник, который тянет. Он живёт в ... неважно. Короче, собрались братвой, взяли ствол и погнали... Неважно, чей ствол... Не мой... Да, две страсти – битлы и стволы... Сам делал. Ну, ты же в курсе – мастер. (Усмехается.) Я когда на токарном станке свой первый ствол выточил, я прямо спать не мог. Это как мелодию какую-нибудь новую в голове найдешь. И лабаешь ее там, лабаешь, гоняешь по кругу… Так вот, прыгнули в машину и едем. Об-ла-ди, об-ла-да. А по дороге – мент. Но он же в штатском. Мы же не знали... Короче, угроза менту оружием при исполнении. За нами погоня. Что?.. А, типа Тельма и Луиза в кадре. Смешно. Хорошо, что тебя мужики, которые со мной тогда были, не слышат… Мы когда в поля выехали, Зина ствол из окна выкинул. А они видели... Да, долбогрёбы. Что взять с нас?.. Кстати, Зина тут недавно появился... Знаешь?.. Звонил тебе?.. Олень, как был... Его тогда первым выпустили... Приходил, помощь предлагал?.. Это он сказал? Даже если я – по их словам – сломался там, в СИЗО, это не их проблема... Заложил?.. Не помню...
Молчание.
Потом все пошло не так, наперекосяк. Не-так, на-пере-косяк, не-так-на-пере-косяк...
Молчание.
Да... сейчас бы косяк... Да, что у нас там есть – ничего там нет. Гонево всё...

3.
Тот же там же. Около стула стоит гитара.
ГЕРОЙ. А давай я спою, что ли... Не, не это. Во, был прикол. Как-то с мужиками сидели. Одна, вторая, третья. Хорошо так сидели, тёрли за жизнь. На какой-то волне все. И я запел вот это...
Напевает на английском языке начало песни «Отель Калифорния».
И до припева дошел...
Напевает начало припева.
И прикинь, они все хором запели.
Поет припев песни.
У них, кроме русского, второй родной – блатняк. Какой английский?! А они запели! Я тогда, ну уже после, как понял, охренел просто. Конечно, потом никто повторить не мог. Но экстаз состоялся. (Смеётся.) Вот она – гребаная сила искусства.
Битлы? Это особая песня... На кого похож?.. На Пола? Ну, может, есть что-то, не знаю.
Ставит гитару рядом. Молчание.
Выключи на минуту… Да, я испугался тогда, в СИЗО… Это был мрак. Я за себя испугался. За то, что не выдержу. Понял, что не выдержу. Такой страх, когда тебе все равно – что про тебя подумают, как остальные. Главное – вырваться оттуда. Я понял, что зону не смогу. Я ведь там ревел даже, чтобы отпустили. Просил пожалеть – ребенок дома маленький… Ребенком спасался… Это ты когда своё личное, сокровенное выворачиваешь перед ними, и понимаешь ведь, что не поможет и что этим ты себя как бы предаешь – и все равно выворачиваешь. Что у тебя после этого уже ничего своего не останется, что ты голый перед ними, слабый, в соплях – ничтожество, короче. И такая злость на них. Волки́ позорные… А ведь на самом деле не на них. А на себя… Я плохо всё помню. Ментов хорошо на воле презирать… Никогда не говорил, почему отпустили?.. Значит, так: поехал за должником, а оказался им сам. Всё. Больше об этом не говорим. (Пауза.) Ты пишешь, что у меня после этого крышак поехал. (Пауза.) Ну, намекаешь… А впрочем, оставь как есть. Это не так важно… теперь.

4.
Тот же там же. Полумрак.
ГЕРОЙ (наигрывая на гитаре). Я скажу тебе: я устал идти. Я положу голову тебе на колени. Я устал. Погаси свет. Мы просто посидим в темноте. Мы помолчим. Ночь за окном – её покой, он успокаивает…
У всякого путника есть конец пути. Тот последний приют – на краю горизонта. Старая вывеска. Она не говорит ни о чем. Дорога идёт дальше. Но не для тебя. Ты устал. И ты решил остаться здесь. И ты рад: это не палата, не камера, не война. Это всего лишь заброшенный отель на краю дороги... В нем пахнет пылью дорог, старым табаком, одиночеством… Скрипят полы, продавлен диван, тишина уставшей жизни. Можно просто лежать, смотреть в потрескавшийся потолок. И понимать, что жуть вещей, которые случались с тобой, уже позади. Ты обрел покой – здесь, в этом отеле на краю дороги. Ты не первый и не последний – здесь. Но ты первый и последний – у себя. И чтобы понять это, нужно было прийти сюда…
Утром я превращусь в шафрановое облако. Такие бывают на закате. Я задержусь с заката... Я положу тебе голову на колени. Ты побоишься прикоснуться ко мне. Мы помолчим. Мы будем молчать легко...

5.
Тот же там же.
ГЕРОЙ. Я знаю, про что должна быть эта история. Про человека, который просрал свою жизнь. Ты там так и напиши это слово – «просрал». И все сказано. Но я-то этого не мог понимать... Ну, ты у нас умная, понятно.
Знаешь, вот это вот, что ты меня там спасать хотела – это все такое... Ладно, не выражаюсь.
Помнишь, тогда зимой – ты полночи ждала, выходила на дорогу, смотрела в темноту. А у нас в машине антифриз закончился, и мы спирт залили и ехали. Так вот, я тебе тогда сказал, когда приехал: «Пока ты меня любишь, со мной ничего не случится». Помнишь?.. Ну, вот и получилось всё, как сказал... Из этого получилась бы хорошая сцена. Подумай… (Пауза.) Брось, ничего ты не виновата. Просто говорю, как есть. Как это там в литературе... Лишний человек. Человеку много дано, а он просрал. Вот про это история. И никто в этом не виноват, кроме него самого...
Мать? Вот не надо только про мать. Убери там все про мать… Я бы все равно не уехал… Ты смогла… А помнишь, она все расстраивалась, что я ее пироги не ем. Я ей говорю: «Сама виновата: не приучила меня в детстве пироги есть». А она: «А водку я тебя, значит, приучила пить». (Смеется.) Короче, не надо про мать…
Молчание.
А вот ведь есть и другая идея: когда полюбил – становишься уязвим… В итоге все эти теории – про то, что любовь спасает или про уязвим – это лажа. Красивые слова. Об-ла-ди, об-ла-да… Объяснять конечность жизни наличием или отсутствием любви – вон, пустой звон в распитой бутылке. Закурю?..
Молчание.
Вернусь к Булгакову. Вот эта ее любовь, Маргариты, – это она сделала его слабым. Она выдергивала его оттуда, где он смирился жить. Вот ты сначала выдергивала меня, а потом не стала. Сбежала. Вот он выбор: она ушла с ним, а ты ушла жить… Из-за дочери?.. Если бы ее не было, ты бы все равно ушла. В романе, там – про любовь, а здесь – про жизнь. Понимаешь? Там – про сады, а здесь – про мясо.
Да. Джим теперь со мной. Прям как у Булгакова. Чего мы там с ним не заслужили?.. а да, покоя. Хрень собачья!.. а это-то. Ну да, смешно. Смешной эпизод. Оставь. Куда-нибудь идём, я говорю: «Джим, дома, сидеть. Не ходи с нами». Идем, а потом оглядываемся: он за поворотами штырится, за нами, типа незаметный... Короче, всё мы с ним заслужили. С Джимом…

6.
Тот же там же.
ГЕРОЙ. Вот одна человеческая жизнь. Что она значит? И всё, и ничего. Так ведь? Банальщина, понимаю...
Запевает «Калифорнию». Обрывает песню.
Кому интересно всё это?.. Ну, то, что ты пишешь. То, что я тут говорю... Типа, пример как не надо?.. Мое главное воспоминание?.. Не знаю. Ты ведь не будешь больше за меня выдумывать... Когда судьба делает поворот, а ты не пользуешься? Ну, да. В «Наутилус» звали гитаристом. Ещё в самом начале, когда начинали только... Очконул? Да, так думаю. Блин, я вообще какое-то ссыкло выхожу. Там зассал, здесь... Давай не бери это потом...
Храбрый поступок? Да черт его знает. Знаешь, всё как-то притупилось. Ты такой ровный становишься. В жизни бы так... Дольше проживёшь.
Пауза.
Когда молодые совсем были, ездили на поездах в Москву. Без билетов, в товарняках, на крышах. Несколько раз. Нас снимут – мы потом снова едем. Знаешь, как это называется? Иллюзия пути, бессмысленность преодоления…
Пауза.
Ты ведь не любила меня. Теперь просто про это говорить. Вот когда вспоминаешь всё, что было, всех, с кем был, и думаешь: а я ведь и не любил никого. Это только так считалось, что любил. А на самом деле – нет. И вдруг думаешь: а вот сейчас что? И это получается обман?.. Напиши правду. Напиши, что тебе просто нравилось, что я пою, что гитара, что вечный движ вокруг меня, люди, с которыми вроде есть о чем поговорить. Но время идет, и ты видишь: разговоры всё те же, люди стареют, толстеют, спиваются, становятся скучными. И твист уже не твист. И самое главное, что они не замечают этого. Это кино о прошлом. И они остались в нем. И я остался в нем. Вечный инфантил – это я сейчас могу сказать, потому что теперь мне это не важно. Есть песни, от которых кайфовал – и их нужно забыть…
Да, тут одна история. Зацени. Мужик выращивал волков. Разводил их. Загон в лесу – все дела. С руки кормил. Мясо отборное. Маленьких, как детей, нянчил. На дни рождения им торты из овощей пек, прикинь. К нему из-за границы приезжали – опыт перенимать. Он сначала в бизнесе был, а потом по волкам загнался. Типа, с детства фанател, а как деньги появились, так от дел ушел и в лесу с волками поселился. Но не вышло из мужика маугли. Загрызли они его… Хотя принято считать, что первыми они не нападают. Кто знает, что там у них случилось. Но нашли его таким, факт. А волки – те в лес. Куда и положено… Я про этого мужика часто теперь думаю. А если бы он знал, что такой конец, все равно бы с ними связался? Думаю, да…

7.
Тот же там же. Полумрак.
ГЕРОЙ. И он приходил к ней. И говорил ей: «Как я жил, как я жил без тебя?.. Эта старая песня. О чем она? О любви. О том, что я уже не вернусь к тебе… Я не вернусь к тебе. Я дал тебе лишь то, что мог дать. Но ты ушла. Мое письмо. Ты получила его? Его хранит моя дочь. Это единственное, что осталось ей от меня. Она таскает его среди бумажного хлама. С одной съемной квартиры на другую. Какие вы стали? Я не думаю об этом. Это вы думаете обо мне. Я дал вам лишь то, что мог дать. И никто не обещал больше. Все мы когда-нибудь попадаем в отель «Калифорния». Я не скажу, что я жду тебя здесь. Ведь это не так. Ты, главное, не бойся. Здесь Джон, Мишаня... Когда ты придёшь, я познакомлю тебя с ними... Не знаешь английский? В отеле «Калифорния» можно на любом языке…»

8.
Тот же там же.
ГЕРОЙ. Все думали: я умру когда-нибудь от «синьки». И ошиблись. И ты ошиблась. Все было не так… Ты вот веришь в психосоматику?.. Я ее доказательство. Сначала отнимались ноги – это я не хотел никуда идти. Ну, я-то так не думал. Я вообще тогда про это не думал. Это ты так говорила. Я теперь знаю... А вообще я в конце просто задохнулся. Давай разовьёт эту мысль. Ну, типа я не видел цели в жизни, мне нечем было дышать... Полная херня. Я просто задохнулся. На полу кухни, один... И не надо наделять сраную, блядь, смерть метафорическим смыслом! У тебя просто горлом идёт гной, и ты задыхаешься. Вот и весь блядский смысл... А то, что ты один, так это только твое дерьмо. И никто в этом не виноват…

9.
Тот же там же.
ГЕРОЙ. Про больницу? Ну, это полное гонево, конечно. Хотя... Знаешь, как более-менее творческая личность я имею право хотя бы на маленький миф о себе. Короче, сцену в больнице оставляем – закрепляем миф. Об-ла-ди, об-ла-да. Когда я подыхал, но не подох в больнице. У меня был бред. Ну, когда ты вроде и есть, и вроде тебя нет. Ты там, в своих мирах. И они не плохи, криндец, совсем не плохи. И вот говорят, в этом состоянии я, типа, играл на гитаре. (С иронией.) Перебирал пальцами мысленные струны…
Пауза.
Да, по поводу того, что тебя не было ни на похоронах, ни потом ни разу – если ты ждёшь, что я скажу: не парься, – я не скажу... Когда при жизни у тебя завались друзей, а потом оказывается, что твое последнее место заросло и заброшено, – это что? к кому этот вопрос? Правильные мы или неправильные – это не важно. Мы такие, какие мы есть.
Вот я это говорю сейчас только для того, чтобы получилась пьеса. И ты думаешь, что я только в твоей голове... Кстати, назови дату. Ну, когда я того – двинул... Не можешь запомнить?.. я знаю... Ты ведь даже заучивала. Ну, и типа давала объяснение: «не помню – значит, не принимаю», ну или какая-то подобная бабская чухня. Не помнишь – потому что я не хочу. И в твоей голове не только ты сейчас. Вот...
Я приходил к тебе два раза. Ты помнишь?.. Первый – просто посмотреть. Любопытство, всего лишь любопытство, оно везде – и там, и здесь… Ты ещё тогда хотела обнять. Просто жалела – знаю. Я тогда показал, что нельзя. Теперь нельзя. Ну, ты понимаешь... Во второй раз – чтобы сказать. Ты очень боишься смерти. Не надо бояться. Это не страшно. Если уж я это говорю, который зассал тогда, в СИЗО, значит, не страшно. И не бойся. И вообще не бойся ничего...
Молчание.
Слушай, а почему Курт Кобейн?.. Ну, просто странно для женщины за 40... И почему, например, не Скорпионз? Или, не знаю, Роллинг Стоунз, на худой конец…

10.
Тот же там же.
ГЕРОЙ. Я бы мог обидеться, сказать: вот я всего лишь повод, персонаж. Об-ла-ди, об-ла-да... Но это не так... В жизни у женщины приходят, а потом уходят мужчины. И от них, кроме воспоминаний, остаётся в душе добро или зло. Это уже твои мысли. Маленький кусочек добра или зла... Я знаю, что я не оставил зла. Сомневаюсь по поводу добра, но... Да и не важно. В конечном итоге это сейчас твои мысли...
Когда люди умираю, они куда-то деваются. Ну, это все банальщина – про переселение душ или про то, что пока тебя помнят. Или что продолжаются в детях... А с другой стороны, можно выбрать, что тебе нравится, и жить с этим, верить...
Короче. Ничего нового я тебе не скажу. Я только замысел. Мне кажется, у тебя даже и пьесы нормальной не получится... Я ведь тоже кое-что в этом смыслю: герой обязательно должен чего-то бояться. Бояться потерять, заболеть, умереть… А если с ним это уже все случилось, тогда он – что? Видишь, неудачный выбор.
Пауза.
Перевари в себе мою жизнь, почувствуй: вот я закурил, потому что мне тошно от одиночества с тобой; вот я выпил, потому что горечь обожжет мне горло и мне захочется после этого петь, так, чтобы связки тянуло от боли. И когда я буду петь, я буду другой – настоящий, тот, о котором мечтал в самом начале, когда гитара обещала только музыку и кайф. Я буду тянуть эти ноты, и мне покажется, что я наполнен, что я цельный, что во мне живет ритм, бит, энергия, черные звуки азарта.
Пауза.
Почему нужно обязательно что-то преодолевать? Почему нельзя просто жить в кайф, на лайте? Как будто музыка не для жизни. Словно она что-то инородное, иноземное. Если бы жить только в ней…
Молчание. Свет гаснет. Звук кинопроектора. Появляется белый киноэкран. На нем проекция засвеченной пленки.

Эту пьесу я писала по дороге на работу. В автобусе номер 19. Под песню Eagles. После нее мне не стало легче. Если это попытка что-то объяснить дочери, то, кроме некоторых фактов, это всего лишь слова на бумаге. Мои слова.

Хотя… Четыре месяца назад я выложила в сеть свое стихотворение. Вот оно:
не переходи дорогу в неположенном месте
не отвечай на незнакомые номера
и не надо писать его бывшей невесте
ты не в курсе она умерла
у тебя в голове провода паутина
лабиринты ходы
там косатки ложатся на голые спины
и боятся воды
не ори в домофон абонент не доступен
не слоняйся по темным дворам
эта сучья планета с оплатой за сутки
улыбайся ментам и ворам
это мутный развод – разрыванье шаблонов
сплюнь прищурься и на – прикури
научись отличать мудаков и г*донов
не проси не беги не бери
эта жизнь – лишь на раз
будут кипиш и схватка
ломка боль и облом
они греют друг друга смеются украдкой
и ко лбу прикасаются лбом

И она решила, что это послание для неё. А я как будто и ни при чем)
Как, впрочем, и Курт Кобейн…

Конец
Июнь-октябрь 2019 

Set up a free site with Mobirise